Актриса Полина Рафеева стала первой в истории студенткой, получившей сразу семь ролей

Фото: прес-служба театра

Когда учила роль Денизы, я не была уверена, что получу ее

— Я сдавала самый главный экзамен за 4 года — всю теорию. Надеюсь, мне за него дадут диплом. У меня были прекрасные вопросы и прекрасные педагоги. Я начала отвечать с «живописи», потому что в «литературе» я не уверена в себе, а изобразительное искусство — моя любовь. Начала отвечать, мне сказали: «Спасибо», дальше был вопрос о возникновении античного театра. Я все рассказала, и меня отправили: «Иди с богом, Поля».

— Я очень люблю свое имя. Когда я родилась, меня чуть не назвали Маргаритой, но вовремя подумали, что если я буду Рафеева Маргарита Борисовна, то возникнут проблемы у людей с дефектом речи и со мной никто не будет дружить, поэтому меня назвали Полиной. Я действительно люблю свое имя, ассоциирую себя с ним, а Поля — любимая форма имени. Все мои близкие знают, что Поля это так ласково, тепло звучит. А как только слышу «Полина», у меня спинка выпрямляется, и я думаю: «Ой, что-то я не то сделала».

— Помню, что я в числе других девчонок показалась режиссеру спектакля Владимиру Владимировичу Иванову: мы пели песню, которая является и зерном, и кульминацией роли Денизы, — песня о театре. Я ее всем сердцем люблю, потому что она раскрывает смысл роли и спектакля. «Звуки оркестра, костюмы актрис/Словно бы знала я/труд репетиций, запах кулис — это мечта моя». И когда я пою эту песню, ничего не приходится играть.

Когда учила роль Денизы, я не была уверена, что получу ее, пригожусь, учила и, без преувеличения будет сказать, плакала лицом в подушку от того, как мне хотелось быть частью этого волшебства. Еще студентками, играя роли ласточек в «Нитуш», мы с моей любимой однокурсницей Наташей Андроновой из кулис смотрели коронный номер Марии Валерьевны Ароновой — со шпагатом. И это такая волна энергии!..

— Нет, страха не было. Да, давит, но Мария Валерьевна такой прекрасный авторитет, и еще до поступления в театральный институт она была для меня примером, идеалом того, какой должна быть актриса. Какая-то святая вера в талант человека — это для меня она и есть. И когда я оказалась с ней на сцене, поджилки не дрожали, а хотелось быть рядом, вдыхать, питаться. И она меня сразу приняла, помогала. У нас была всего одна репетиция, причем в день моей премьеры. И все случилось благодаря Марии Валерьевне.

«Варшавская мелодия. Перекресток». Виктор — Иван Захава, Гелена — Полина Рафеева. Фото: прес-служба театра

Мама сказала: «Так, месяц мы ходим, потому что уплочено»

— Это невероятная история моей жизни, благодаря чему я никогда не утрачу веру в то, что все с нами происходящее не случайно. Я из маленького городочка Краснокаменска в Забайкальском крае. Читинская область, городочек шахтерский — это очень-очень далеко, но прекрасный Забайкальский край: степи, просторы… Туда ссылали декабристов, и там я знать не знала, что есть такая профессия — актерская. Не говоря уже о том, что в нее можно попасть и ею заниматься. Маленькой я смотрела фильмы и верила, что это не артисты, а герои, которых успели запечатлеть на пленку.

Мне было 7 лет, когда мы с родителями переехали в Москву: папу перевели по работе, и уже здесь я стала заниматься вокалом, просто для общего развития. Это был эстрадный вокал, стала ездить по конкурсам. Но при том, что у меня абсолютный музыкальный слух, я в движениях не могла попадать в музыку — вот такая жуткая раскоординация, жутчайший зажим. Тогда мой педагог сказала: «Нужно отдать девочку на танцы», и по счастливой случайности рядом с домом не оказалось ни одной танцевальной студии. Зато через дорогу была детская театральная студия «Маленькая Луна» при Театре Луны.

Я начала там заниматься в 8 лет, тоже для общего развития, совершенно не думая о театре как о своем будущем. Когда мы с мамой туда пришли, я даже испугалась. «Мама, забери меня отсюда», я плакала. Но мама сказала: «Так, месяц мы ходим, потому что уплочено, а дальше будем решать». Спустя месяц я снова разревелась: «Мама, не забирай меня, пожалуйста, я не могу без этого жить». Так я поняла, что это единственное, чем хочу в своей жизни заниматься с полной самоотдачей.

— Я поняла, что в моей жизни может происходить все что угодно — школа, конкурсы, но я всегда жду момента, когда приду в студию. Там мы ставили детские спектакли, за неделю до выпуска были большие репетиции с 9 утра до 9 вечера. И мы писали липовые больничные в школу, что болеем, а на самом деле днями и ночами репетировали. Но вот что интересно: ты приходишь домой выжатый как лимон, но никогда не хочешь перестать этим заниматься. Всегда бежишь туда — не можешь без этого. Какой-то укол сценой я получила еще тогда.

— Нет, мне приходилось учиться на «хорошо» и «отлично». Маме это было важно, и я себя пересиливала. С кем-то из педагогов удавалось договориться, среди них были люди понимающие, а были такие, кто считал, что физкультура — главный предмет в школе.

— Бывало. И знаете, одноклассники нормально к этому относились, от них не видела зависти или злости. Но была одна учительница, дай бог ей здоровья, которая мне однажды сказала: «Что ты за артистка?! Да ты больше домохозяйка, ты никогда ничего не добьешься с твоим умом».

— Вот тогда я четко поняла, что с такой позицией я бы учительницей в школе быть не хотела. А быть домохозяйкой в наше время — это большая роскошь, сидеть и ничего особо не делать, ни в чем себе не отказывать.

— Думаю, что она не пошла бы. Но у меня была такая мечта, что ее не задушишь, не убьешь.

«Мадемуазель Нитуш». Дениза. Фото: прес-служба театра

«Надо же, как раньше люди жили!» — подумала я

— В этом, наверное, была основная сложность. Но по счастливой случайности наш помреж Ира Громова ждала ребеночка, и у меня буквально каждый день было живое наблюдение. Я с ней советовалась.

— Нет, нет, я еще слишком молода для этого. Я долго внутри себя привыкала к этому спектаклю. Но в результате я его приняла и очень люблю, потому что каждый раз те четыре часа, что он идет, для меня проходят как маленькая жизнь. Ты проживаешь, выключаешься из реальной жизни, и самое, наверное, трогательное состоит в том, что это история любви. Сколько бы ни было подводных камней, в том числе политических, но это история большой-большой любви, которая побеждает всё. Любви мужа и жены, отца и дочери, разной — непримиримой, кособокой, но любви настоящей.

— Мы очень много говорили о том времени с режиссерами Светланой Васильевной Земляковой и Владимиром Владимировичем Ивановым. На «Генерале» я много советовалась с мамой, с папой, ведь 70-е — это их детство, юность. Приятнее всего погружаться в это от общения с живыми людьми, заставшими ту жизнь. Пережитый опыт других, близких тебе людей или тех, к кому прислушиваешься, помогают сразу кожей понять «про что это».

— Не знаю, как ответить, но для меня было открытием то, что для нас сейчас уехать за границу от родителей и в любой момент вернуться на праздники, на каникулы — это одно, а тогда это означало попрощаться с родными на всю жизнь. Тем более если учесть, что моя героиня — дочь генерала. Я даже не сразу это поняла. До меня это дошло прямо на спектакле: вдруг прошибло, что они прощаются на всю жизнь. «Надо же, как раньше люди жили!» — подумала я.

«Видно, что девочка копировала Борисову»

— Я видела запись кусочками еще до того, как мы начали репетировать, и намеренно решила посмотреть целиком уже после выхода нашего спектакля. То есть я сначала создала свою Гелену, а потом посмотрела и вдохновилась Геленой Юлии Константиновны Борисовой. И это потрясающе, потому что про наш спектакль кто-то написал: «Видно, что девочка копировала Борисову». Но Юлия Константиновна…

Я смотрю и не понимаю, как она это делала: в ней столько того, что бы мне еще хотелось попробовать и почерпнуть. Для меня потрясением оказалось то, что она играла эту роль, когда ей было уже 40. А на нее смотришь и понимаешь, что внутренне в этом образе она юнее меня. Когда мы с Ванькой (Иван Захава — партнер Полины в «Варшавской мелодии». — М.Р.) читали пьесу, не представляли всю глубину ролей. А глядя на Борисову с Ульяновым, понимаешь, что они — кладезь актерской игры.

— Вы знаете, она все-таки чуть-чуть видела. Дело в том, что мы с Ваней, еще учась на третьем курсе, сделали отрывок по этой пьесе, взяли сцену среднего возраста — встречу героев в ресторане в Варшаве. Этот отрывок так удачно случился, так понравился кафедре, что педагоги стали настаивать на том, что нужно сделать спектакль. За эту работу взялся Владимир Владимирович Иванов, и мы видеоотрывок отправили Юлии Константиновне. Она была довольна, сказала: «Ребята — молодцы».

Чтобы говорить по-польски, я смотрела видео с программой «Как говорить по-польски» — с алфавитом, с произношением, я уже могла читать слова. И еще смотрела на Барбару Брыльску, а остальное нафантазировала себе.

— Может, это из-за того, что мы играли отрывок, и он много лет в нас живет, и предлагаемые обстоятельства стали нашими? Я не подросла, но мы много об этом говорили с режиссером: что происходит с этими людьми? Весь драматизм ситуации, боль, которую пережила Гелена, и нашла силы в себе, чтобы через 10 лет встретиться с любимым. Но все равно не сдержалась, сорвалась. Концентрация боли и необъятной любви — наверное, она возникает в этот момент в глазах. У нее есть фраза замечательная: «Ты не волнуйся, главное, что я осталась жива тогда, в 48-м году. А это было не так уж просто». А ведь действительно, Леонид Зорин не написал нам, что с ней происходило все эти годы, как она чудом осталась жива.

— Была история: я играла «Нитуш» с Денисом Самойловым, а он в спектакле исполняет роль директора театра. И первый раз в жизни, стоя на сцене, переживая сцену от лица Денизы, я вдруг услышала, как Денис говорит Карену Авияну (тот играет лейтенанта Шамплатро): «Подождите, господин Шамплавиян». И я это слышу и понимаю, что нужно изо всех сил держать лицо. Денис действительно сохраняет внутри этого спектакля импровизационный юмор, и здорово, что он это делает аккуратно, но метко. И это срабатывает не на зрителях, а на тех, кто на сцене, но веселит и добавляет нам азарта.

У меня нет наркотической потребности существовать в мире виртуальном

— Давайте.

— С онлайн-кастингами? В нашей профессии важнее все-таки живое. Со всем этим онлайн-веком мне бывает страшно, потому что очень часто присылают такие sms: «Хотим вас пригласить на роль, будьте там-то, там-то и тогда-то на пробах». И я каждый раз думаю: «Хм… А пробы ли это? Действительно ли это так?» Ведь в любом месте можно найти номер и заманить туда человека. Для актера такое предложение — хлеб, он на это пойдет, но это же и опасно. Нет, с живыми людьми намного лучше.

— Я завидую людям, у которых на это есть силы и время, нет, правда, это здорово. Причем есть ребята, с которыми я дружу и которые постоянно выставляют посты о себе. Понимаю, что ты как пользователь на это подсаживаешься, тебе интересно смотреть за тем, что у человека в жизни происходит. Но вот я думаю: одно дело, когда ты с этой стороны наблюдаешь жизнь человека, его события. А совсем другое, когда находишься по ту сторону, когда живешь напоказ и абсолютно во всем.

Естественно, у нас публичная профессия, и мы так или иначе живем напоказ, но, мне кажется, должен быть какой-то зазор, чтобы не потерять то, что должно быть нашим бесконечным ресурсом, — это свою человечность, душу, внутреннее наполнение. На мой взгляд, люди на это очень растрачиваются. Я пыталась честно привить себе привычку делиться событиями. Вот недавно мне вручили премию «Хрустальная Турандот», а я еще нигде об этом не сообщила. И мне это забавно в себе: мне есть чем поделиться, но у меня столько всего интересного и захватывающего происходит в реальном мире, что у меня нет этой наркотической потребности существовать в мире виртуальном. Наверное, так я объясняю свою лень.

— Нет, сейчас нет. Я совершенно свободна.

— Вопрос действительно очень серьезный. Вы знаете, у нас на курсе есть такое выражение: «Взрослый мир, где холодно и страшно». И я в театре очень боялась того же. На третьем курсе, придя в театр, я понимала, что совсем малышок, который здесь не очень-то нужен. Да еще конкуренция. И вот эта фраза про мир, где холодно и страшно, она меня пугала. Но я пришла в театр Вахтангова и, прекрасно осознавая, что везде есть и будут свои сучки и задоринки, я сердцем поняла: очень хочу быть здесь. И все люди, которые на сегодняшний день меня окружают, помогают мне в этом убедиться.

И дело не в комплиментах, которые мне часто выражают. Нет, за этот год я столкнулась со многими людьми, которые своим примером доказывают, что люди есть даже в профессии, в которой человечность, эмпатия находятся в зыбком состоянии. Этот год мне доказал, что в мире, где холодно и страшно, есть те, благодаря кому ты не утратишь веру в хорошее. Ужасно рада, что эти люди — мои коллеги и я буду с ними работать плечом к плечу.

Источник