Фотограф Эрмитажа Юрий Молодковец решил снять балерин на крыше Зимнего дворца

Фото: Мария Москвичева

«Эрмитаж — это целая цивилизация»

— Моя должность в Эрмитаже — художник-фотограф. Там работает два десятка фотографов, это гигантский музей. Если тебе хочется каких-то титулов мне прибавить, называй меня просто — великим русским фотографом.

— Тогда называй меня «великий эстонский фотограф!» (Смеется.)

— Приехал учиться и после остался.

— Потому что, когда я был молодым человеком, высшее образование, связанное с фотографией, можно было получить только во ВГИКе в Москве или в Институте культуры в Петербурге. Сюда я поступал после школы, первый раз не поступил. Пошел в армию. Отслужил год, вернулся, поступил, отучился. И вот я перед вами.

— Биография очень простая. Окончив Институт культуры, я несколько лет работал в проектном институте на Васильевском острове. Это было бурное время — начало 90-х. Я занимался разными творческими делами, дружил с «митьками», с которыми мы вместе выпускали газету. Тогда был всплеск андеграундной культуры, которая меня очень интересовала — и тогда, и сейчас. И я совершенно случайно пришел в издательский отдел Эрмитажа на консультацию — насчет «Митьки-газеты». Так началась связь с музеем, а потом меня пригласили работать в Эрмитаж в издательский отдел. А потом я перешел в сектор фотографии и начал работать как музейный фотограф. Через какое-то время понял, что мне несказанно повезло. Потому что Эрмитаж — это целая цивилизация, где я хочу продолжать работать и там же умереть.

— Такие интервью помогают закрепить подобные мысли официально. Мне бы правда хотелось, чтобы меня пронесли по Дворцовой площади, обнесли трижды вокруг Александрийской колонны. Мне кажется, это очень красиво.

— Спешки нет. У нас много впереди творческой работы.

— Есть естественный график — с 9 до 18. Но задачи фотографа могут расширяться. В моем творческом портфолио есть проект, который называется «Уединение. Эрмитаж ночью». Я его снимаю только ночью — на протяжении девяти месяцев. Я прихожу после заката и прохожу определенные маршруты, когда в музее никого нет. Не только посетителей, но и сотрудников. Выключен свет, есть только свет Луны, который проходит через окна и высвечивает какие-то кусочки моего любимого музея. Понятно, что наш директор Михаил Борисович Пиотровский дал мне на это специальное разрешение. Режим может быть разный. Если тебе надо сфотографировать восход солнца, то ты должен прийти в 6 утра, а не в 9.15. А иногда тебе надо прийти в полночь, чтобы поймать ночной свет. Все это происходит с разрешения дирекции, которая понимает, что мы делаем важную вещь: музейные фотографы показывают, как выглядит тот ковчег, который хранит в себе все лучшее, что создано человеком за его историю. А именно такие вещи хранит Эрмитаж.

— Это и сложно, и несложно. Секрет очень простой: ты должен понимать, что ты снимаешь. Любой экспонат — произведение искусства какого-то мастера. Он принадлежит к определенной эпохе, сделан из какого-то материала, имеет какую-то форму. Мои главные инструменты — фотоаппарат и свет. Ты должен выставить свет и так скадрировать картинку, чтобы показать всю красоту этого предмета. То есть ты должен быть человеком насмотренным, любить свое дело и быть великим фотографом. Потому что задача фотографа — показать содержимое музея во всей красе и гармонии, в которой оно находится.

На крыше Эрмитажа. Фото из проекта, посвященного картине «Танец» Анри Матисса.

Фото: Мария Москвичева

«Снимаю на телефон и консервную банку с дыркой»

— Оба эти мастера меня восхищают. Просто они очень разные: один очень интимный, другой по сути создал стрит-фотографию на уровне искусства. Я не хочу противопоставлять их.

— Я работаю в музее 30 лет и все время нахожу какие-то пространства, которые меня восхищают. Уже несколько лет я снимаю бесконечную серию «Солнце в музее». Вроде бы музей не любит солнца, ведь прямые лучи вредят экспонатам, прежде всего графике и живописи, поэтому в музее зашторивают окна. Но тем не менее, когда солнце падает на паркет, скульптуру, детали декора, это бывает насколько божественно прекрасно, что я с удовольствием это фотографирую. В процессе фотографирования солнца в музее оказывается, что и туда оно заглядывает, и сюда… Мне важно находить интимные уголки, куда оно заходит.

— С некоторых пор я часто снимаю на смартфон. Но не только: у меня в арсенале много камер — и пленочные, и цифровые с разными матрицами. У меня есть консервная банка с дыркой, которой я тоже могу снимать, если поместить туда светочувствительный материал, превратив ее в камеру обскуру. Это арсенал инструментов, которые я использую, телефон в него входит. На сегодняшний день это важный инструмент, потому что он всегда со мной. Ты идешь по музею и вдруг видишь какую-то интересную сцену — и уже готов к этой съемке, потому что инструмент под рукой. Если речь идет про какие-то особенные экспонаты, то для этого лучше подойдут другие камеры.

— Моя задача — дать студентам представление о фотографии, которая на сегодняшний день является глобальной повседневной практикой для всего человечества. Рассказать о фотографии вообще, о ее философии, специфике как изобразительного искусства. Я пытаюсь научить понимать язык фотографии, говорить на нем и ставить задачи фотографу, потому что это будущие дизайнеры и модельеры.

На Салтыковской лестнице в Зимнем дворце. Из проекта «Солнце в музее».

Фото: Мария Москвичева

— Конечно, свет. Второе — композиция. Уметь компоновать красоту и гармонию в прямоугольнике — это мастерство. Наполнять его нужно чувствами, мыслями, светом. В этом и состоит великая магия фотографии. Каждый может нажать кнопку и сделать фотографию, но будет ли она нас волновать — вопрос. Профессиональному фотографу ясно уже на съемке, получился шедевр ли нет.

— Я снимаю много, и у меня много шедевров.

— Фотографом я перестаю быть тогда, когда засыпаю. Открыл глаза — и я опять фотограф. Профдеформация в моей профессии состоит в том, что фотограф смотрит на мир, всегда выделяя какие-то интересные моменты: ловит эмоции, движения, композицию. Я все время кадрирую мир вокруг меня. Можно к такой профдеформации как угодно относиться, но мне это нравится. Я все время ищу красоту и гармонию, и даже сидя за рулем автомобиля, еду и вижу кадры, но это не значит, что я тут же останавливаюсь и бегу снимать. Хотя иногда останавливаюсь, выхожу и фотографирую.

— Лучший кадр уже есть. Мечта — сделать проекты, которые уже задуманы в координатах Эрмитажа. У меня много идей и уже отснятых проектов, пока не показанных зрителю.

— Например, у меня в компьютере лежит проект на крыше Зимнего дворца, снятый с премьерами и прима-балеринами Мариинского театра. Концептуально — это посвящение картине «Танец» Анри Матисса.

— Лучшие кадры — их много. Нет одного любимого. Бывает такое, что сделаешь снимки, а потом их долго не видишь. А однажды вдруг окунаешься в архив, начинаешь листать, и они тебя волнуют.

— Был такой проект «Новый Эрмитаж», снятый в 2001 году. Я его периодически показываю на своих творческих встречах и все время, когда его вижу, понимаю, что это прекрасно. Там изображена итальянская скульптура, которая была завернута на время реставрации в полиэтилен. То есть произошло совмещение двух материалов — вечного мрамора с сиюминутным полиэтиленом. Во многом это соотносится с моим пониманием философии фотографии, где важно найти баланс между мгновением и бессмертием.

Источник